Билет в обратную сторону

(Эссе)

Загадочная Атлантида… Верить ли в то, что существовала такая страна, или это всего лишь измышления великого философа Платона? Сколько всяких тайн сокрыто под покровом времени, которые будоражат воображение, но так и остаются недоступными для современников. Свыкнуться с мыслью, что десятки тысяч лет тому назад человечество было еще более прогрессивным, чем современное общество, не каждому под силу. Именно такой представляется Атлантида c ее высокоразвитой цивилизацией. Однако еще не такие далекие, но не менее значимые события упорно свидетельствуют о том, что слухи рождаются не на пустом месте. Что-то все-таки было на этой грешной земле, раз не смыли дожди истории артефакты далекого прошлого.

Что за снегами белыми?

Станция Негорелое по своей значимости сегодня ничем не отличается от таких же неприметных станций-сестер, которых по всей железной дороге на огромных просторах не перечесть. Разве что архитектура белоснежного здания из окна вагона невольно привлечет взгляд странствующего пассажира.

А ведь в начале двадцатых годов прошлого века этот объект имел мировое значение. Станция была отмечена на многих географических картах как стратегически важная. Здесь нужно было обязательно остановиться, и не только для того, чтобы, как на любой границе, пройти контроль. Здесь пролегала своеобразная грань в мышлении, в осмыслении двух образов жизни, в восприятии двух систем: социалистической и капиталистической.

В советские времена эта станция обязательно упоминалась в учебниках по литературе, когда речь шла о Владимире Маяковском, когда-то с восторгом произнесшем:

«На горизонте –

белое.

Снега

и Негорелое».

Ход истории изменил роль и значимость станции Негорелое. Он как приподнял ее географический и политический статус, так и лишил главенствующего положения на западной границе СССР. Но слишком много оказалось свидетелей на полустанке двух миров, чтобы память о легендарной станции бесследно канула в неизвестность. Тем более, что очевидцами тех событий были люди, умеющие профессионально отразить свое восприятие действительности. Впечатления многих писателей, поэтов, других известных личностей если не легли в основу их произведений, то обязательно вылились в яркие строки высказываний о западном форпосте СССР того времени. Агния Барто в «Записках детского поэта» описывала состояние взрослого человека, которого ждала неизвестность поездки: «Из Советского Союза я уезжала впервые. Могла ли я думать, куда приведут меня строчки из моей детской книжки «На заставе», когда писала: «Здесь рядом граница, чужая земля. Здесь рядом не наши леса и поля…». Из Негорелого послала телеграмму домой и, как только скрылся из глаз последний советский пограничник, приготовилась напряженно смотреть в окно…».

На конторке – полмира

… Баловень-ветер играет на перроне в догонялки. В поседевшем свете дня трудно разобраться: это оторвался от ветки шалун-листок – предвестник наступающей осени, или пустился в пляс утерянный кем-то билетик, который, как хулиганистый мальчишка, до поры

до времени выглядывал из-за угла. А вдруг он, пусть и потрепанная временем бумажка, еще будет кому-то нужен?..

Издавна эти места покрывали вековые пущи, богатые лесными дарами и дичью. В гармонию природы время от времени врывалась огненная стихия. Ни один зверь не рычал с такой силой, как пылающее чудище, все поглощающее на своем пути. Пожарища наводили страх, их сторонились. Однако были места, перед которыми стена пламени замирала мгновенно. Люди считали это чудом, хранимой Богом землей, и селились на ней как на негоревшей, негорелой.

Во времена Великого Княжества Литовского Негорелое входило в состав Минского уезда. В 1569 году его включили в состав Минского воеводства Речи Посполитой. Владели местечком – составной частью Койдановского графства – магнаты Радзивиллы. В документальных источниках того времени Негорелое упоминается как пересадочная и почтовая станция на конном тракте Минск-Новогрудок. Кроме того, на Негорелое приходилась 41 волока земли. Крестьяне платили чинш, исполняли натуральную и другие повинности.

Автор «Недоросля» Денис Фонвизин, 27 августа 1777 года прибывший в Негорелое, позже делился впечатлениями: «Ехали по узкой дороге дремучим лесом. Неожиданно сухая жердь въехала в окно дорожной кареты, разбив стекло в мельчайшие частицы… Выехав из Минска, пустились мы опять в дремучий лес и, доехав до деревни Негорелой, ночевали».

После второго раздела Речи Посполитой Негорелое оказалось в составе Койдановской волости Минского уезда Российской империи. Через него двигались французские войска во время Отечественной войны 1812 года. За участие Радзивиллов в восстании 1831-го года их право на владение Негорелым было передано царской казне. В 1872 году его приобрел Юзеф Абламович, а в 1879 году – граф Эмерик фон Гуттен-Чапский, который присоединил Негорелое к своему Станьковскому ключу. К концу ХIХ века этому местечку был уготована текущая размеренная сельская жизнь. Но идея прокладки железной дороги переставила стрелки его истории на совсем другие рельсы, зажгла «зеленый свет» на дороге к известности во всем мире.

О том, из каких людских страданий ткалось полотно стального пути, хранят горделивое молчание здешние места. Царское правительство на строительство железной дороги сгоняло крестьян со всей Беларуси. Их выматывал тяжелый физический труд, голод, примитивные условия жизни. Линия Московско-Брестской железной дороги имела принципиальное стратегическое значение, соединяя восток с западом надежной транспортной магистралью. Ценой каких потерь давались километры пути, в расчет не брал никто.

День 28 ноября 1871 года стал эпохальным: по железнодорожному маршруту Минск — Койданово — Негорелое проехал первый поезд. Отсюда пошел отсчет времени Белорусской железной дороге. В дальнейшей летописи этого населенного пункта было немало событий, которые эхом отзывались в нем, или же он сам становился эпицентром важных перемен.

Советская власть в Негорелом была установлена в ноябре 1917 года, а через три месяца его оккупировали кайзеровские войска. В это неспокойное время созданный здесь партизанский отряд в который входило около, ста бойцов, боролся с интервентами. В декабре 1918 года части Красной Армии освободили Негорелое, а в марте 1919 года его захватили поляки. Отступая в июле 1920 года, они подожгли здание железнодорожного вокзала, с бронепоезда пытались разгромить водонапорную башню. Когда в 1920 году в Риге был подписан договор о перемирии, Негорелое оказалось в «нейтральной зоне». Согласно подписанному в 1921 году Рижскому мирному договору, граница пересекла линию железной дороги Варшава-Москва между местечками Столбцы и Негорелое, на 15 километров к западу от последнего. Неизвестный пункт росчерком пера стал самой крупной в Советском Союзе пограничной сухопутной станцией, промежуточным звеном на маршруте железнодорожного сообщения между Европой и Дальним Востоком.

Как позже заметил известный немецкий писатель Франц Карл Вайскопф, «…на конторке лежали расписания поездов чуть не полмира…», и здесь была «пересадка, совсем особая пересадка: в ХХI век».

Привет трудящимся!

… Моросит холодный промозглый дождь, и редкие пассажиры, наставив воротники, спешат за билетами в теплое здание приземистого вокзала. Вскоре из-за поворота стремглав вынырнет шведская скоростная электричка, которая меньше чем за час до-мчит до белорусской столицы… А пока, словно из дымки времени, появляются очертания важно пыхтящего всеми парами поезда. Его силуэт желтым светом озаряет колеблющийся на ветру, исхлестанный дождями станционный фонарь. Оттуда, с польской стороны, слышен протяжный гудок. Железнодорожный колокол пронзительно оповещает о прибытии трудяги-паровика, как о явлении странника из чужого мира. В 1927 году Анастасия Цветаева, будучи среди пассажиров такого экспресса, писала: «В Варшаве у билетной кассы я получила удивленный отказ: билет до Москвы? Билет выдается только до Столбцов, от Столбцов берешь билет до Негорелого, в Негорелом уже в русской кассе получаешь билет до Москвы. Эти последние минуты я еще во власти Запада. Еще мой паспорт – иностранен. Еще я – пани (должно быть, совсем безумная, в эту страшную неведомую страну!). В молчании со мной кондуктора – что-то стеклянное. Стоя у окна, я стараюсь за его плечом различить, что за окном. Слева замигали огни. Негорелое».

После того, как прозвучали долгожданные сигналы, на перроне среди встречающих волной пробежало оживление. Подоспел и духовой оркестр, который даже в сумерках заблистал медью начищенных труб (кстати, таковой имелся в 11-ом железнодорожном батальоне.) Парадность встрече придали алеющими на груди галстуками и развевающимися флагами пионеры. Атмосферу подобного торжества передает в статье «Две встречи с Горьким» писатель Раевский: «Откуда-то взялась легкая переносная трибунка – и начался митинг. Речи перемежались громом оркестра… В заключение выступил он сам (Максим Горький – авт.), говорил о счастье быть дома, среди своих, о великой миссии, которую доблестно выполняет наш народ, о чувстве благодарности за оказанную ему «небывалую и незаслуженную честь».

Как правило, в каждом поезде следовала фигура «высокого полета», как в прямом, так и в переносном смысле. Например, Негорелое приветствовало летчика полярной авиации Героя Советского Союза В. С. Молокова, принимавшего участие в спасении челюскинцев. Почести оказывались летчикам В. П. Чкалову, Г. В. Байдукову, А. В. Белякову, а также М.М. Громову, А. Б. Юмашеву, С. А. Данилину, когда они возвращались из США после беспересадочного перелета через Северный полюс. Среди почетных пассажиров был отмечен «ледовый комиссар», «советский Колумб» академик Отто Юрьевич Шмидт, который поправлял здоровье в Америке после окончания героической эпопеи на пароходе «Челюскин». Памятными здесь остались имена норвежского океанографа, исследователя Арктики, общественного деятеля Фритьофа Нансена, француз-ского скульптора Аронсона, пианиста-виртуоза, профессора Берлинской консерватории Эгона Петри, экс-чемпиона мира по шахматам Эмануила Ласкера.

4 июня 1934 года станция Негорелое аплодировала известному американскому певцу, негритянскому общественному деятелю Полю Робсону, который был здесь проездом в СССР.

В разные годы через Негорелое проезжали зарубежные писатели Анри Барбюс, Иоганес Бехер, Бертольд Брехт, Дьюла Ийеш, Мария Пуйманова, Ромен Роллан, Герберт Уэллс, Лион Фейхтвангер, Юлиус Фучик. А также здесь были русские и советские писатели Федор

Гладков, Всеволод Иванов, Леонид Леонов, Александр Серафимович, Михаил Шолохов, Всеволод Вишневский, Галактион Табидзе, Алексей Толстой, Александр Фадеев, Илья Эренбург.

Противостояние двух миров

Дамы в самых модных на то время шляпках-«колоколах», важные господа в пенсне, едва спустившись на перрон, присоединяются ко всеобщему ликованию. Пронзительный взгляд таможенного служащего выделяет их из толпы. Станция живет своей обычной пограничной, празднично-деловой и в тоже время чуткой жизнью – контрабандисты здесь, увы, не редкость.

Для возвращающегося в мае 1937 года после долгих лет жизни за границей Александра Куприна остановка в Негорелом была первым прикосновением к Родине. Судя по тому, что писала его дочь, К. А. Куприна, эта встреча его приятно обрадовала: «Вопреки ожиданиям, отец перенес дорогу очень легко, но устал, конечно, от больших волнений. Как только приехали в Негорелое, сразу иная атмосфера – русский язык, много внимания и ласки увидели от советских служащих».

Встречаясь в марте 1927 года с белорусскими писателями, Владимир Маяковский делился собственным восприятием приграничья: «Приходилось мне не только приезжать в Минск, – но и проезжать мимо Минска. За границу ездил, в Польшу. Эх, думаю, хорошо было бы заглянуть к минчанам, встречают гостеприимно. Но нельзя… Паспорт просрочишь. А к границе подъехал, сначала к Негорелому. потом к Колосову – пограничники узнали. Прекрасные парни. Приглашают меня в гости. Меня, откровенно говоря, самого давно пограничная тема привлекает и волнует. Как же не написать на такую тему. И остался бы на несколько дней у пограничников, но снова же этот паспорт… Окончился срок – не пустят. Панам только предлог дай… Пожелал пограничникам успеха и поехал!..»

Иностранцы не торопятся выражать свои чувства: они сдержанны, осмотрительны, внимательно оценивают все вокруг.

Австрийский писатель Стефан Цвейг в книге «Поездка в Росиию» открыто признавался в этом: «Русская земля начинается в Негорелом Мы подъехали очень поздно, уже в темноте, так что нам не удалось как следует увидеть знаменитый красный вокзал с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Никак не удалось мне разглядеть в этих живописных дьяволо свирепых, вооруженных до зубов красноармейцев, которых описывали мои романтические предшественники по поездке. Я вижу только несколько красноармейцев с умными лицами, одетых в совсем не пугающую форму, без винтовок и без всякого сверкающего оружия».

Стефан Цвейг откровенен в том, что в реальности все далеко не так, как изначально представлялось ему: «Зал пограничной станции выглядит совершенно обычно, только вместо портретов высокопоставленных особ со стен смотрят фотографии Ленина, Маркса, Энгельса и некоторых других вождей. Осмотр делается тщательно и быстро, со всей мыслимой вежливостью. Сделав только первый шаг на советской земле, видишь уже, сколько еще нужно бороться с ложью и преувеличениями. Ничто не носит здесь характера большой строгости, жестокости, более ярко выраженного военного оттенка, чем на других границах. Без всякого резкого перехода внезапно оказываешься в новом мире».

В описанной Францем Карлом Вайскопфом дорожной ситуации кроется большой идеологический подтекст, когда заложниками мифов и устрашений становились обычные граждане. Во время досмотра у американца в чемодане обнаружили голубые баночки. «…Девушка в красном платочке уже громко хохочет: она разгадала содержимое этих подозрительных баночек! Сгущенное молоко! Он тащит с собой сгущенное молоко, он думает, что у большевиков ему есть не дадут или отравят его… Смех заразителен. Тем, кто не понимает по-русски, переводят, в чем дело, и они хохочут тоже. Один лишь американец не понимает, что происходит, и лицо у него – полуобиженное, полубеспомощное.

Потом, когда русский поезд подан, и мы уже стоим на платформе, профессор-немец говорит жене:

– Знаешь, я собственно могу представить, что думал американец, упаковывая сгущенное молоко…. Ведь едешь в совершенно чуждый мир; кто его знает, что в этом мире происходит, даже вагоны не похожи на наши…

Чем же разнились стальные магистрали, в которых пассажиры так же видели какой-то скрытый враждебный умысел? На перегоне Негорелое-Столбцы польской железной дороги имелось два пути: один – союзной колеи, другой – западноевропейской. Один из поездов формировался в Париже, по дороге к нему присоединялись вагоны с пассажирами, которые двигались на Дальний Восток. Прибытие поезда из Парижа в Негорелом ждал курьерский поезд, который направлялся до станции Маньчжурия. Вагоны союзной колеи и западноевропейской отличались своей шириной (советские были шире), а потому переставлялись на оси, соответствующие направлению движения: на Запад или в СССР.

Все – напоказ!

Работники станции нередко шутили, что в Негорелом они видят всю Европу и Америку. Как бы там ни было, а среди пассажиров преобладала интеллигенция, определенным образом олицетворяющая собой образцы новой моды, которую диктовал, по мнению одной стороны, – дикий Запад, по мнению другой – красная Россия. Взаимопроникновение модных тенденций, выраженное в желании людей одеваться более престижно и современно, никакими границами остановить было не возможно. Таможенники в первую очередь определяли соответствие документам внешнего вида пассажира. Как он одет, невольно бросалось в глаза. И проверка багажа была важна не только соответствием его содержимого требованию правил, но и самим контролерам невольно хотелось взглянуть на то, что за «шарм везут господа из Парижа».

Первая мировая война, в России – революция внесли самые большие изменения в одежде. Нужны были более функциональные вещи: исчезли корсеты, укоротились юбки, и даже появились женщины в брюках! Женской прической 20-го века считалась короткая стрижка «паж». В одежде был очень моден белый цвет. К особой роскоши относились туфли-лодочки с застежкой-перепонкой. В мужской моде было популярным использование фраков на Западе и френчей в России. Все больше становилось заметным, как женщины заимствуют одежду из мужского гардероба.

Содержимое чемоданов, баулов, корзин – требовалось все предъявить напоказ. В статье «Пересадка… в XXI век!» Франц Карл Вайскопф рассказывает о собственных наблюдениях по досмотру багажа: «Служащие таможни – среди них есть и комсомолка в красном платочке – работают быстро, но основательно.

– У вас тут шелк, вы куда едете?.. В Москву? Тогда придется пошлину платить! Шелк, видите ли, не принадлежит к предметам первой необходимости, – обращается к нам комсомолка, нашедшая шелковый отрез в чемодане моей соседки. И она уже роется в огромном чемодане белобрысого американского журналиста».

Все остается позади: и захватывающее дух волнение от неизвестности встречи с чужой границей, и процедура выполнения всех требований пограничного контроля, и просто станция, как реликт из прошлого столетия…

Разве думал тогда известный чешский писатель Юлиус Фучик, называя свою статью «До свидания, СССР!», что слова его окажутся пророческими до угрозы существования самой страны СССР. На то время он вложил в них смысл, который отражал восприятие увиденного всего лишь отъезжающим пассажиром: «И вот мы уже на пограничной станции

Негорелое. Мы обменялись рукопожатием с товарищем пограничником, крепким рукопожатием, – и поезд отходит. Мы стоим на площадке последнего вагона, рельсы бегут к последней советской станции, последний советский часовой поворачивает голову вслед уходящему поезду, над головой у нас мелькает арка с девизом пролетарской страны и исчезает вдали…»

* * *

1 сентября 1939 года началась вторая мировая война. Гитлеровская Германия захватила Польшу. 17 сентября Красная Армия начала освободительный поход в Западную Беларусь. Пограничное Негорелое стало обычной станцией, о былой славе которой свидетельствует только доска, установленная в честь великого пролетарского писателя Максима Горького, четырежды побывавшего здесь.

В новом тысячелетии никто и не вспомнит о точке на карте, где, по мнению тогдашних пассажиров, делалась уникальная пересадка в ХХI век. Мировая известность Негорелого кажется такой же призрачной, как и сказания о далекой Атлантиде…

Оказывается, вовсе не нужно быть древней Атлантидой, чтобы затеряться в пути следования по рельсам истории.

Немногим больше чем пол столетия отделяет нас от событий советского времени, а названия маршрутов «Негорелое-Хабаровск», «Негорелое-Париж», «Негорелое-станция Маньчжурия» кажутся такими же ирреальными, как легендарный остров в Атлантическом океане с развитыми технологиями, быстроходными судами, летательными аппаратами, с неведомыми источниками энергии.

Рядом с советской погранзаставой короной властвующей царицы над путями возвышалась деревянная арка. Для многих пассажиров именно она была главным подтверждением прибытия в СССР. Арку украшали неизменные атрибуты советской символики – красный флаг и звезда. Тех, кто возвращался в Советский Союз из Европы, встречал лозунг: «Привет трудящимся Запада!», а тех, кто выезжал за пределы СССР, сопровождало напутствие убежденного большевика: «Коммунизм сметет все границы!».

Для советского человека после поездки за границу эта пядь белорусской земли кажется самой дорогой на свете. Улыбчивые лица выдают настроение души: прижаться бы к белеющей неподалеку березке, одарить ее той нерастраченной любовью, которая накопилась за время пребывания на чужбине…

Граница служила своеобразным индикатором противостояния идеологии двух миров, ареной негласной борьбы между двумя системами, желающими настроить людей на восприятие якобы ужасающей действительности по обе стороны пограничья.