Жизнелюб Иван Лашкевич

С Иваном Ивановичем Лашкевичем мы познакомились накануне 9 Мая. Правда – заочно, по телефону.  Он был очень впечатлен, как  сердечно его поздравило с праздником районное руководство, и поспешил поведать об этом редакции. А еще он читал стихи о том далеком военном времени, о победной весне 45-го, когда непосредственным участником событий в Берлине был и он сам.

А через некоторое время этот пожилой, но весьма подвижный человек пришел в редакцию.

— Я – Лашкевич. Наш разговор помните?

— Более того, — хотелось ответить Ивану Ивановичу. По тому звонку я поняла, что он действительно человек необычной судьбы. Ведь то, что пришлось пережить ему и при всем сохранить такое жизнелюбие, дается не каждому, а только очень сильным людям.

Прощай, Семеновка!

Речицкий район. Деревня Семеновка. Родные полесские места, где сама природа благоприятствовала человеку, а трудолюбивые полешуки по-хозяйски пользовались ее дарами. Это светлые воспоминания детства Ивана Беды (такая у него была тогда фамилия). Вот с его слов пример родительского воспитания, который отразился и на его характере:

— Мой отец имел всего два класса образования, а был прирожденным мастером-самоучкой. В колхозе его ценили, как главного механизатора. А он, хоть и трудился от зари до зари, от повышенной оплаты отказывался – совестно ему было.

… В июне 1941 года страшное слово «война» быстро долетело до здешних мест и мгновенно изменило жизнь деревни. Иван Беда на то время окончил 7 классов.  Мужчины, кого не призвали на фронт,  ушли в партизаны, а те, кто остался, – женщины, дети, инвалиды — жили в постоянном страхе перед оккупантами.

В начале лета 1943 года карательный отряд окружил Семеновку. Ее постигла судьба многих белорусских деревень, стоящих в глубине лесов, – их немцы уничтожали в назидание партизанам. Каратели на сбор пожитков  выделили несколько минут. «Сало, хлеб – взяли первое, что пришло на ум, — возвращается воспоминаниями в тот роковой день Иван Иванович. –  Схватили чугунок, ложки».  Враги всех жителей выгнали за околицу и на их глазах  подожгли дома, огонь охватил сельхозпостройки… Тех, кто пытался бежать, настигала пуля.  Люди оцепенели от ужаса, а еще через мгновение деревня задохнулась от стонов и криков, которые сотрясли воздух, казалось, сильнее, чем огонь, испепеляющий селение…

Это было лишь начало трагедии жителей Семеновки. На километр растянулась толпа пленников, которых гнали в неизвестность. Среди них оказались и Иван Беда, его отец, мать, две младшие сестры — Анастасия и Полина.

— В райцентре нас согнали в помещение  гвоздильного завода, — вспоминает Иван Иванович. – Люди, ошарашенные случившимся,  метались, спрашивали друг у друга: «Что с нами будет?». Но никто не мог дать на это конкретный ответ, хотя были догадки, что погонят в Германию. Нас, погруженных в товарные вагоны, эшелон действительно повез на запад.

Рождественский подарок

…Казалось, жизнь семьи Беда начала входить в привычное крестьянское русло. Мать по утру вставала на дойку, быстро повзрослевший Иван шел выполнять по хозяйству мужскую работу. Только было это на далекой чужбине – на Гамбургской земле Германии. И трудились угнанные в рабство белорусы на немецкого бауэра. О том, как это было, вспоминает бывший малолетний угнанный в рабство пленник:

— Справедливости ради следует сказать, что хозяева не понукали нами, но и расслабляться не давали. С немецкой педантичностью требовали выполнения всех работ. А ведь в сельском хозяйстве их, как нигде, много. Двух французов и пожилую полячку постигла такая же участь невольников. Но они были мало приспособлены к деревенскому труду, еще и потому хозяева делали основную ставку на нас, белорусов.

Тревожила судьба отца, который, знали, попал в концлагерь, волновались за Настю – ее определили к другому хозяину.

…Иван Иванович достает из нагрудного кармана потемневшую от времени иконку, бережно кладет ее на ладонь. Откровенничает:

— Это самая дорогая в моей жизни реликвия. С 1944 года с ней не расстаюсь. Та самая полячка подошла ко мне на Рождество со словами: «Иван, я даю тебе иконку. Она спасет тебе жизнь». А на другой стороне своего оберега женщина написала: «Дорогой сыну, уповай на того маленького Иисуса, который тебе на каждом кроку дапаможа».

… Когда стало очевидным, что наступил перелом в войне в пользу Советского Союза, и союзные войска активизировали наступление, немцы, создавая оборонительные сооружения, издали указ о направлении узников на спецработы. Ивана, как наиболее крепкого парня, хозяин вынужден был отправить на рытье противотанковых окопов. В холоде и голоде, практически на передовой, под обстрелом американской артиллерии – еще две недели ада испытал на себе Иван Беда, пока с таким же, как и сам, горемыкой не отважился бежать. Был случай, что у Ивана оторвало подошву в ботинке, но парни продолжали двигаться вперед, и ему тут же осколком разорвало рукав пальто, рука чудом осталась цела. Это было очень рискованно. Остаться незамеченным на немецкой территории было сложно, к тому же у бауэров было принято: увидел подозрительного – тут же доложи. И все же к ночи беглецы смогли не только проникнуть на ближайший хозяйский двор, но и стащили там два велосипеда. Куда ехать, они толком не знали, но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что впереди – свобода, новая жизнь.

От похвалы…до суда

Днем под свист разрывавшихся бомб крутили педали, ночь пережидали в стогах сена. Пока наконец не прибились к союзникам. Когда те разобрались, в чем суть да дело, беглецов с американской зоны отправили в советскую. Там, после прохождения фильтрационного пункта, Ивана призвали  в солдатский строй.

«Кто семь классов закончил? – спросил у новобранцев командир.—Шаг вперед!» На то время не каждый мог похвастать таким образованием, а армии нужны были специалисты. Так Иван стал заведовать хранилищем эвакоотдела, чему соответствовала офицерская должность.

— Батька мой был охотником хорошим, от него я знал, как обходиться с оружием. Поэтому определять фронтовые боеприпасы на складское хранение принялся  со знанием дела, — и теперь с гордостью говорит бывший служивый.

Почистить каждый снаряд вручную было достаточно тяжело. И тогда руководство приняло решение: «Этот Беда – смышленый парень. Две недели его ни на что другое не отвлекать. Пусть смастерит устройство». И в назначенный срок Иван действительно продемонстрировал комиссии свое армейское ноу-хау –  станок, который значительно облегчил труд солдат. Комиссия признала, что если бы такое рацпредложение внедрилось на гражданке, 500 рублей получил бы парень. Это ж какие деньги!

А спустя время заведующий хранилищем попал под скоротечный суд «тройки». Обнаружилось, что снаряд подготовлен не в полном соответствии с требованием инструкции. Чистили снаряды пленные немцы, так как не хватало советских солдат.

— Да не мог я такую оплошность допустить, — и теперь с дрожью в голосе вспоминает этот эпизод Иван Иванович. – Скорее кто-то хотел взять меня «на мушку».

Вновь его жизнь повисла на волоске. Но судьи вынесли тот редкий вердикт, на который едва ли были способны: не виновен.

Возвращение

Только 17 октября 1950 года вернулся со службы в родную Семеновку стрелок 227 армии запасного стрелкового полка Иван Беда.

Деревня уже успела оправиться от военных ран. Но, как рубцы на сердце, то здесь, то там ютились землянки. По возвращении из плена и матери  Ивана предоставили такое же жилье. Тут бы и жениться парню пора – учительница из соседней деревни больно приглянулась, но Иван твердо для себя решил: «Во что бы то ни стало прежде восстановлю батьковщину». И вновь эта тяговитая жилка его рода взяла верх. Рук не чуял, а хату обхаживал со всех сторон: чтоб добротно, надежно было. Ему здесь пускать свои корни. А когда вскоре вернулся с флота двоюродный брат, то на деревенских вечеринках не было им равных артистов. Один, морячок, яблочко отплясывает,  другой, стрелок отважный, ему ритмическим вальсом да чечеткой вторит. Завидные женихи!

Было у Ивана увлечение, которое еще в Германии взяло верх, – фотодело. Если на службе какая копейка заводилась, откладывал ее, и два фотоаппарата, «Кодак» и «Телекон», и альбом фотографий домой привез. На то время фотолюбители были большой редкостью, потому Ивана ценили и за это мастерство.

…Рассматриваем с Иваном Ивановичем его фотографические работы. На них — нехитрые кадры – отражение его эпохи, его времени. А мой собеседник продолжает:

— Когда с той полюбившейся девушкой, Яниной, семейный союз создавали, решил я: хватит, набедствовался. Молодую жену, будущих детей хотел уберечь от невзгод и трудностей, потому и фамилию Лашкевич принял не колеблясь.

Наконец в его жизни наступили счастливые дни. Янина подарила ему двоих сыновей и дочь, работа в Хойникском леспромхозе, где он был электриком передвижной электростанции, ладилась. Начальство и люди уважали, потому что к работе относился совестно и к выпивке был равнодушен.

Дом – полная чаша. Ведь он не заспит, и пока все до толку не доведет, спать не ляжет. А хозяйство хлопотное на усадьбе у Ивана – три коровы, нутрии, кролики. О пчелах – разговор отдельный. Первый улей появился, как только построил дом. А «заболеть» этим делом у Ивана на роду было написано. У полешуков, какими были его прадеды, пчеловодство –  занятие древнее.

…Иван Иванович достает еще один свой раритет – книгу «Пчела и здоровье человека», датированную 1964 годом: «С тех пор я ее наизусть выучил, а живу долго  потому, что в пчелиных законах разбираюсь и их дарами пользуюсь с умом. Получив книгу, я так подзадорился, что своими руками за три года 25 ульев смастерил. Хотелось, чтобы про запас было». А немного позже познакомился с Геннадием Абрасимовым, бывшим командиром корабля. Дружбу мужчин укрепило их общее увлечение пчелами. В 2005 году Геннадий подарил Ивану Ивановичу книгу «Здоровье на крыльях пчелы», помог ему за один сезон перевести всю пасеку на «незлобливую» породу пчел.

Прощай, Семеновка, прощай!..

26 апреля 1986 года вновь все перечеркнуло в судьбе Ивана Лашкевича. Черная пыль, смертельная для всего живого, густо рассеялась там, где трудились его пчелы, собирая живительный нектар. Как оставить дом, родную Семеновку? Разрывалось у Ивана сердце, когда он глядел вслед отъезжающим землякам. А вскоре и сам отправился в путь-дорогу. «Нужно найти такое место, — опять по-житейски мудро рассуждал он, – чтобы транспортное сообщение было хорошим – детям добираться проще. Больница чтоб была рядом – немолоды с Яниной Александровной уже. Но главное, главное –  без сада никак не обойтись. Где же поселятся мои пчелы?..»

Выбор пал на Дзержинск, где на то время продавалось аж 14 домов. Все пересмотрел. Вроде подходящий вариант, а с его Семеновкой несравнимо. Дому в конце 11-ой Ленинской улицы отважился дать одобрение. Это было как раз то место, которое позволяло по-прежнему заниматься любимым делом и среди дзержинцев завоевать авторитет солидного пчеловода. Тем более, что по соседству продавался еще один дом, который Иван присмотрел для такого же, как и сам, чернобыльца-свата.

И опять Иван впрягся в лямку, теперь уже переселенца. Метался между Дзержинском и Хойниками в поисках транспорта для перевозки своего скарба.

С тех пор судьба еще не раз испытывала Ивана: где осколками бомб и снарядов, где судом «знаменитой тройки», где чернобыльским атомом.  Гнула его судьба, но то ли по воле самого Господа Бога, то ли от сердечности чужой женщины, сломать не смогла.

Пока все устроилось на новом  месте – много здоровья и нервов ушло. «Папа сделал то, что невозможно было сделать», — говорят его взрослые дети. А Иван Лашкевич, жизнелюб и оптимист, шутливо добавляет: «Судьба во всем большую роль играет, и от нее ты далеко не уйдешь». Но сам он никогда не покорялся ее капризам.

«Моему поколению пришлось нести очень тяжелую ношу. Смотрю, как теперь живет страна, радуюсь. У меня – обеспеченная старость, дети в жизни устроены. Главное – мир и спокойствие царят на нашей земле. Спасибо Президенту, Александру Лукашенко, что сумел так укрепить нашу Беларусь», — искренен в своих признаниях проживший непростую жизнь человек.

«Хотите, я Вам еще прочту стихи?» – очень деликатно, по-джентльменски Иван Иванович у меня спрашивает. Много он их знает, и все с легким юморком, как у настоящего оптимиста.